– Свэбо тогда останется с ней.
По его лицу Корин понял, что Эдди так и сделает. Хотя наверняка знал, что рано или поздно его вернут на базу и отдадут под трибунал.
– В споре с торговцем последнее слово будет за стражем храма, эрден.
– А там, наверху? Далеко отсюда?
– Туда еще нужно вернуться, высокородный.
Сержант придержал порха и, подождав Эоку, поехал рядом с ней.
– Хочешь пить? – спросил он кастисианку.
Та кивнула и потянула вниз полупрозрачную голубую шаль, закрывавшую ее лицо до самых глаз.
Эока пила смешанное с водой вино и лукаво поглядывала на Корина. Встречаясь с ней глазами, сержант невольно сам начинал улыбаться.
Несколько капель упали Эоке на грудь. Заметив это, кастисианка прыснула, и стала ладошкой стряхивать розовые капли.
Корин вдруг понял, почему Эдди так быстро остыл к Николь и отдал свое сердце этой инопланетянке. В ней было то, чего уже не встретишь в земных девушках – восторг от жизни. Не ожидание того, что жизнь подарит неимоверное число удовольствий и наслаждений, а именно, что жизнь в целом и есть неимоверное наслаждение, без всяких изъятий. И это передавалось окружающим. И появлялась вера, что жизнь прекрасна.
У Корина такой веры уже давно не было. Он жил для того, чтобы она была у других. Хотя, не хотел в этом признаваться даже самому себе.
– Эока хочет есть? – спросил Корин протягивая кастисианке лепешку и мясо.
Девушка помотала головой из стороны в сторону.
– Эока благодарит стража храма, но от еды отказывается. Эока еще не голодна.
– Стражу храма такой расклад на руку. Ему одного куска мяса было бы маловато.
– Поэтому Эока и отказывается, – бросила озорно кастисианка.
Они подъехали к стенам города Тхэатха, когда уже почти стемнело. Городские ворота были опущены и, не находись среди путников высокородный, вряд ли до утра их кто-либо поднял. Разве что за большие деньги. Как только патрульные и Эока въехали в город, ворота с грохотом закрылись снова.
Стражи города объяснили вновь прибывшим, где они могут отведать горячего мяса вимлов и отдохнуть после трудной дороги. По поводу перекинутых поперек седел свертков они заметили, что в Тэатхе «недостойных имени» можно продать по хорошей цене. И без всякого риска. Не то, что в каком-нибудь замке, где продавцов самих могут лишить имени. Эдди приказал им закрыть рот и стражи испуганно замолчали.
– Когда перед вами высокородный, ваше дело отвечать на его вопросы, а не пускаться в рассуждения, что лучше. Так, вонючие дети хсианы?
Стражи не смели поднять голов.
– Так… Не нам рассуждать…
– Правильные слова слышит эрден Свэбо. Большеухий, ты покажешь нам дорогу.
Эдди указал на наимение чумазого, на его взгляд, кастисианина.
– Великая честь! С радостью, высокородный! – завопил дурным голосом тот.
Капрал скривился.
– Хочешь получить несколько монет – провожай молча.
– Так, высокородный, – прошептал, улыбаясь, кастисианин.
Постоялый двор, куда проводил гостей один из стражей города, капралу очень не понравился. Там было грязно, воняло навозом, но искать что-то более достойное эрдена Свэбо было уже поздно. Эока очень сильно устала, и Корин опасался, что она заснет прямо в седле.
Земляне решили переночевать на сеновале, в сарае, а не в самой ночлежке, где по стенам ползали гомзы размером с ноготь мизинца и от богатырского храпа поселян едва не качались каменные стены.
Пока они шли к сараю, прихватив с собой пару кувшинов со свежей водой, хозяин постоялого двора бежал за Эдди и причитал, что выгонит сейчас всех поселян и разместит высокородного с такими почестями, какие не снились самому Нэку.
Корин на него цыкнул и посоветовал не распускать богохульный язык, если он не хочет стать навсегда немым. Кастисианин перестал упоминать всуе имя Всемогущего, но воспевать свой постоялый двор не прекратил. Кончилось все тем, что Эдди дал ему пинка и, захлопнув дверь сарая, закрыл ее на засов.
Эока зарылась в сено и мгновенно заснула.
Корин размотал Бернини и, вынув кляп, поднес к его губам кувшин с водой.
– Пей.
Пленник осушил кувшин до дна. Отдышавшись, он спросил:
– Это ты, страж храма?
– Угадал, высокородный.
– Глаза высокородного хотят видеть тебя. Сними с них платок.
– Страж храма этого не сделает.
Бернини немного помолчал, потом сказал требовательно:
– Высокородный Отэу голоден. Накорми его.
Корин раскрыл лежавшую рядом переметную сумку.
– Еда у стража храма простая. Другой нет. Если высокородный откажется, то ляжет спать голодным.
Корин развернул белую тряпицу и поднес ко рту пленника кусок вяленого мяса.
– Ешь, эрден.
– Развяжи высокородному руки, сын хсианы!
– Хочешь есть – ешь так.
Бернини открыл рот и подался вперед. Мясо было довольно жестким и он, вцепившись в него зубами, замотал головой, чтобы оторвать кусок от огромного ломтя, который держал Корин.
– Страж храма, порежь мясо и клади эрдену по кусочку в рот, а то у него так и голова отвалится, – сказал с усмешкой Эдди.
– Может укусить, – ответил Корин. – Отхватит «палец меча» и Оэр уже не страж храма.
– Кто здесь еще, страж? Отэу слышал этот голос. Он уверен.
– Ешь, а не говори.
– Страж храма, кто рядом с тобой?
Бернини стал водить головой из стороны в сторону, стараясь на слух определить, где находится обладатель знакомого ему голоса.
– Высокородный сыт? – спросил его Корин.
– Отэу вспомнил. Он слышал этот голос в своем замке.
Бернини заулыбался, обнажив мелкие ровные зубы.
– Страж храма, а если ты не проснешься завтра утром? Ты хорошо знаешь того, кто рядом с тобой?